Тихой полночью падают звезды… Остановились жизненные часы николаевского поэта Георгия Сарапиона

12:42

Откройте “Вечерний Николаев” в Google News и  Телеграм-канале

Георгий Сарапион

В ночь на 13 сентября 2020 года на 83-м году жизни остановились жизненные часы николаевского поэта-шестидесятника Георгия Сарапиона – ещё одна звезда угасла на земле, чтобы загореться в мироздании Вселенной.

В поэтическую эпоху 60-70-х гг. многие молодые николаевские поэты несли свои стихи мэтру – Эмилю Январёву, чтобы пройти рентгеноскопию его чутья на наличие у них таланта. Получив поэтическое крещение от Январёва, Георгий Сарапион навсегда остался другом первой величины для Эмиля Израилевича. Роднил их не только талант – дружеские чувства цементировали необыкновенная эрудиция, память и начитанность Георгия, а также редчайшее внутреннее богатство: сердечность, порядочность, добродушие, незлобивое отношение к жизни. Стихи Январёва Георгий Семёнович любил, знал и цитировал наизусть.
Фронтовик, отец Георгия погиб при взятии Киева, поэтому 28 марта – День освобождения Николаева от немецко-фашистских захватчиков для Георгия был днём благодарного возложения цветов у памятника героям-ольшанцам, днём священной памяти как о погибших освободителях города, так и его родного отца. Любящей матери, работницы фермы в колхозе, он лишился в 8-летнем возрасте – она умерла от менингита. Безрадостное детство ассоциировалось у него с картиной Ван Гога «Едоки картофеля». Раннее сиротство и воспитание в чужой семье, а затем в детском доме научили ценить настоящую дружбу, дорожить родными по духу людьми, быть хорошим семьянином, любящим отцом и заботливым дедом. Уроженец села Бежбайраки Кировоградской области, украинец с греческими корнями, корабельный столяр по профессии и поэт по призванию, Георгий, казалось, жил в другой эпохе, и жестокости сегодняшнего времени его не озлобляли, не мешали бережно нести в душе священный огонь творчества и любви к людям.
А не любить Жорочку, как нежно звали его друзья, было просто невозможно: он легко умел передавать собеседникам детскую радость и искренний восторг при встрече со всем прекрасным на земле: будь это золотая осень, искристый снег, стихи Пушкина, проза Достоевского, встреча с друзьями или незаурядными людьми.

Слева направо: Георгий Сарапион, Яков Тублин, Владимир Зельцер. Внизу – Вячеслав Качурин. 1965 г.

Лирические стихи у Георгия Сарапиона высокой поэтической пробы: образные, метафоричные, проникновенные, написаны прекрасным грамотным языком, читаются легко, вызывают то искреннюю радость, то глубокую печаль, побуждают к философским размышлениям о жизни тленной. Его стихи публиковались в многотиражной газете ЧСЗ, где он работал, в журналах и коллективных книгах «Стапеля», он автор поэтического сборника «Преломить хлеб» (1989), участник поэтических фестивалей. Скромный от природы, Георгий никогда не был инициатором публикаций своих произведений: литературная известность Сарапиона в Николаеве – это исключительно заслуга Э. Январёва. Своим поэтическим возрождением и востребованностью считал время ежегодных встреч возле памятника Пушкину с друзьями-пушкинистами, объединёнными вокруг Людмилы Павловны Костюк в литературном салоне им. Эмиля Январёва. Встречались на день рождения Александра Сергеевича – 6 июня, День памяти великого поэта – 10 февраля и День Пушкинского Лицея – 19 октября. Георгий трепетно ждал этих встреч, и почти каждый раз появлялись новые стихи, посвящения: лирические, элегические, шутливые, озорные – прекрасные! В стихах Жора с лёгкостью переносился в 19-й век, в прошлое и будущее, беседовал с Пушкиным, с ушедшими друзьями. Как любому настоящему поэту ему были подвластны время и некие тайны мирозданья. Мистическим совпадением является и сам его уход 13 сентября – на юбилейную дату 200-летия со дня приезда Пушкина в Николаев. Будто вышел по-дружески встретить своего кумира в родном городе. Незапланированным мистическим явлением явилось и то, что именно 13 сентября (день не единожды отодвигался) пушкинисты вновь собрались в Пушкинском скверике для открытия сказочного арт-уголка Кота Ученого. А сороковой скорбный день – 22 октября совпадает у Георгия Семёновича с 150-летием со дня рождения Ивана Бунина.
Да будет память о николаевском поэте непреходящей…
Зоя Шаталова,
литературный краевед.

Подборка стихов Георгия Сарапиона

Тихой полночью падают звёзды,
Исчезают одна за другой,
Всё равно как уходят на отдых –
На единственный вечный покой.
Просыпаюсь – ещё не светает,
Но уже, о пощаде моля,
Голубая звезда убывает,
Словно жизнь убывает моя.

У кинотеатра «Искра»
Э. Январёву
Поодаль стекла и бетона,
Сияющих киновитрин,
С их плачем, и смехом, и стоном,
Мы ходим с тобой, говорим.
Нужнее насущного хлеба
Нам эти простые слова,
И это высокое небо,
И эта глухая трава.
Теплынь,
прошлогодняя охра,
Рукою подать до весны.
И нас повстречает фотограф,
Забегает возле сосны.
И как-то по-детски счастливо
Пространство заполнит собой,
И мы пред его объективом
Замрём на минуту с тобой.
На той фотографии зыбкой
В такой окаянной тиши
Застынут две грустных улыбки,
Замрут две печальных души.

Лицеисты*
Шаталовой З.И.
Не у кого-то там, не где-то,
А в этом сквере – три часа
На дне рожденья у поэта
Ребят звучали голоса.
И в каждом голосе том чистом
Вовсю работала душа,
Поскольку к другу-лицеисту
Явились в гости кореша.
Учитель славно покумекал:
Наверно, есть на это спрос –
Из девятнадцатого века
Их в двадцать первый перенёс,
Под сквера летнее убранство,
Под начинающийся зной
Он на правах как бы гражданства
Уравновесил их со мной.
И я уже через минуту,
Раз это право мне дано,
И толковать могу с Кабудом,
И рассуждать с Большим Жанно.
Не заимев высоких рангов,
Начхав на свой товарный вид,
Я извиняюсь, даже к Франту
Могу спокойно подвалить.
А Кюхле так скажу: «В ту пору,
Когда пруды не подо льдом,
Являйся со своим багром.
А то вдруг не найдут багра,
Тогда твои профессора
Все будут преданы позору».
Пускай я им не друг сердечный,
Но я, конечно, не нахал
И сей стишок недолговечный
Я ради шутки написал.
Мне только надо постараться,
По мере разума и сил,
Чтобы из этих скотобратцев, **
Как говорится, в панибратстве
Меня никто не уличил.
Я и учителю не стану
Своей персоной досаждать…
Спасибо, что дьячку Моргану
Мне не придётся руку жать.
* Стихи написаны после просмотра в скверике костюмированной театрализованной композиции «Лицеисты», поставленной школьным театром (СОШ №22) в честь 200-летия со дня основания Пушкинского Лицея.
** Многие клички у лицеистов были животного происхождения.

10 февраля
Вале Долженко*
Февраль уселся на престол
И взялся за дела.
Я в полдень к Пушкину пришёл –
Десятого числа.
Уже Долженко Валя там
Стояла у скамьи,
Когда к живым её цветам
Прибавились мои.
Потом стихи я ей читал
Из томика стихов:
Там, где о Пушкине писал
Владимир Соколов.
А Валя Пушкина стихи
Читала наизусть,
А уши слушали мои
И выражали грусть.
И было на помин души –
Без этого нельзя.
Потом к поэту подошли
Мы с Валей как друзья.
Поэт смотрел,
Как убывал лёд на Ингул-реке.
Я снял ремень
И привязал букет к его руке.
10.02.2016 г.
* В. Долженко – непревзойдённый пушкинист, вызывающий восторг всех членов литературного салона им. Э. Январёва.

В.Д.
Когда другому поколенью
Явиться в мир придёт черёд,
Пусть и оно на День рожденья
Однажды к Пушкину придёт.
А в октябре – на День Лицея,
А там, как говорится, пусть
Духовной станет панацеей
Читать поэта наизусть.
Ещё – когда тот снег глубокий
Начнёт утаптывать Данзас…
До января ещё далёко,
И всё, что связано с тем сроком,
Держать не будем про запас.

***
Говорю: «Не погуби
Ни любви моей, ни доли».
Говорю тебе: «Люби
До последней самой боли».
Говорю одной тебе:
«Вдруг, не дай Господь, разлука –
Эта боль
И эта мука
Крест поставят на судьбе».

Посёлок
Бесконечно далёкой звездою храним,
Ты стоишь у железной дороги.
Пролетают составы один за другим
Мимо боли твоей и тревоги.
Всё навек прописалось, навек прижилось
В этом мире неугомонном –
С ежедневным глухим перестуком колёс,
С вереницей товарных вагонов.
Зашумит на ветру высоченный камыш,
Переулком пройдёт выпивоха…
Ты стоишь под луной – чей-то Рим и Париж,
Чья-то боль до последнего вздоха.

***
Полюбуйся холодной рекой,
Посмотри на пустующий берег –
Машет осень прощальной рукой
На своём марафонском забеге.
Можешь час простоять, можешь – два,
Все едино останутся в силе
Стародавние наши слова
Об осенней печали и сини.
И покажется – даже мостки,
Нависая над чистой водою,
Убегают от этой тоски,
От песка с золотою листвою.
Элеватор на том берегу
Слишком в небо уходит высоко…
Но, наверное, я не смогу
Передать, как реке одиноко.

Секундант
Просите за Данзаса. Он мне брат.
А. Пушкин
Ничей не муж и не поклонник
С рисунка давнего на нас
Глядит армейский подполковник,
Лицейский подданный Данзас.
Ещё рука его в повязке,
Ещё он там весь, на войне.
Ему судьба не строит глазки,
Он не купается в вине.
Его глаза со страшной силой
Всегдашней храбрости полны.
На стены крепости Браилов
Не смотрит он со стороны.
Да, он ни разу не оставил
Ни поле битвы, ни поход,
И от дуэльных жёстких правил
Он ни на шаг не отойдёт.
Хотя потом, живя на свете,
Он проклянёт тот день до слёз,
Когда в бароновской карете
Поэта раненого вёз.
…Зачем ему суда прощенье…
Пусть леденящий душу крик
Терзает дикие ущелья,
Кровавит речку Валерик.
Я не сгущаю вовсе краски.
По мненью самых смелых лиц,
Он в тех баталиях кавказских
Войдёт в число самоубийц.
Он в одиночестве суровом
Окончит дни свои в нужде…
Ни одного худого слова
О нём не сказано нигде.