Лес «Рацынская дача», что в двадцати километрах на восток от Вознесенска, предстает взору неожиданно. Его вроде бы не должно быть в засушливой степи, но вот же он! Почти 1800 гектаров дуба, клена, ясеня и других твердолиственных пород деревьев. Это – единственный массив, созданный в XIX столетии в зоне обыкновенных черноземов, переходных к южным. Он красив в любую пору, но особенно осенью. На кленах будто зажигаются волшебные фонари, льющие вокруг желтый свет. Забронзовела листва на дубах, и они напоминают старинных богатырей в кольчугах. Тут и там меж деревьев виднеются куртинки скумпии, сполна оправдывающей обилием красного и бордового свое народное название «рай-дерево». В густых кустах бересклета, боярышника, шиповника и бирючины слышно квохтанье пирующих там дроздов.
Рацынское чудо поднялось в степи стараниями сотен и тысяч людей. Деятельность одного из них, лесничего Юрия Александровича Лемана, поможет увидеть, с чего все начиналось, как было дальше.
В степи под Вознесенском
У всякой истории есть своя предыстория. Так было и с разведением леса в южной степи. В Российской империи оно становится заметным явлением в XIX столетии, затронув территорию нынешней Николаевщины. По полдесятины деревьев на двор должны были садить немцы, основывавшие колонии в Северном Причерноморье. Это же вменялось в обязанность жителям военных поселений. Выращиванием леса занялись отдельные крупные землевладельцы, в их числе Виктор Скаржинский, создавший, в частности, урочище «Лабиринт» в долине речки Арбузинка, могучие дубы которого растут и по сей день.
В 1840-х годах на казенных землях учреждаются Велико-Анадольское и Бердянское лесничества. Они должны были доказать возможность облесения степи, улучшения ее климата разведением больших массивов. Для этого следовало определить наиболее подходящие древесные и кустарниковые породы, способы их смешения друг с другом, ухода за посадками. Молодняки, состоявшие в основном из ясеня, быстро поднимались, радуя глаз. Такая вот разведка боем.
Видимо, под впечатлением этих успехов в 1876 году организуется ряд новых казенных степных лесничеств, в том числе – Рацынское. В его состав вошло созданное военными поселянами урочище «Вознесенский приют» в четыре десятины (десятина равна 1,092 га). Основным же местом приложения сил лесоводов стала широкая пологая балка с многими ответвлениями. Была ли она к тому моменту занята деревьями? В некоторых источниках читаем, что Виктор Скаржинский в 1860-х годах «решил облесить гораздо большую площадь своих земель», «выписал полк колонистов-менонитов, построил для них казарму, соорудил дамбы и, запрудив воду, занялся посадкой леса». Управлял этим хозяйством некто Рацын, отсюда и название лесничества.
Так ли было на самом деле — судить трудно. Особенно, если принимать во внимание тот факт, что создатель «Лабиринта» умер в 1861 году. Кроме того, по словам советского ученого-лесовода Ларисы Устиновской, обследовавшей Рацынскую дачу в 1946 и 1963 годах, она была заложена в 1876 году, то есть одновременно с учреждением казенного лесничества. Многие годы его возглавлял Юрий Александрович Леман, создавший здесь около 1500 га леса. Личные данные этого энтузиаста, к сожалению, не известны, но есть его дела и фон, на котором они совершались.
От шаблона – к украдочной инициативе
Громом среди ясного неба для Велико-Анадоля и других мест стало усыхание молодых посадок. Тех самых, что вначале радовали глаз. Беда прошлась и по Рацынскому лесничеству, где, как и повсюду, выполняя директивы сверху, создавали преимущественно чистые ясеневые и белоакациевые насаждения. О той ситуации молодой практик и ученый, будущий корифей степного лесоразведения Георгий Николаевич Высоцкий говорил так: лесокультурный дранг (натиск) на сухую (именно сухую, возвышенную, а не долинную) степь достиг наибольших размеров, пока крах конца 1880-х – начала 1890-х годов не ошеломил лесоводов.
Стали выяснять причины гибели культур. Ими были названы случайный подбор пород, игнорирование того, подходят ли они к местным почвенно-климатическим условиям, отсутствие проверенных способов смешения деревьев между собой и с кустарниками. Весомая доля вины лежала на Лесном департаменте, откуда на места спускались циркуляры, предписывавшие типы посадок и другие указания. Лишь к 1895 году, когда четко выявились недостатки рекомендованных сверху шаблонов, в степном лесоразведении наступил этап свободной инициативы. Впрочем, по словам Высоцкого, она была не совсем свободной, украдочной.
Горечь неудач тогда испытал и Леман. Но надо было продолжать начатое. Он экспериментировал с целью создания устойчивых насаждений. И разработал оригинальный способ посадки, который назвали групповым. Суть его в том, что дуб, гледичия, ясень, клен обыкновенный, вяз и белая акация размещались небольшими группами, которые чередовались в шахматном порядке и отделялись одним или двумя рядами кустарника. О своих опытах и наблюдениях рацынский лесничий сообщал в «Лесном журнале», «Известиях Санкт-Петербургского ботанического сада».
Встречи с Высоцким
Деятельность Лемана заинтересовала Высоцкого, и он дважды приезжал в Рацынское лесничество. У гостя за плечами была практическая работа в Велико-Анадоле, исследования на опытном участке докучаевской экспедиции, испытывавшей после неурожая и голода 1895 года различные способы и приемы ведения лесного и водного хозяйства в степях.
Мысли Лемана и Высоцкого были о судьбе искусственных древонасаждений. Оба уже знали причину кризиса. Однако выход из него затруднялся урезанием смет на лесное дело. Так, в Рацынском урочище в 1904-05 годах посадки и уход за молодыми культурами не производились. Солдаты-менониты, прикрепленные к лесничеству, часто сидели без дела. «Находились, впрочем, соглашавшиеся работать даром (от скуки), но таких было, очевидно, недостаточно», – запишет в дневнике Высоцкий.
Шаг за шагом хозяин и гость осмотрели остатки Вознесенского приюта, обошли всю дачу. Леман остановился в балочке, где росли молодые дубы: «В 1885 году я захотел засадить пустопорожнее место между казармою и домом лесничего, придавая этой посадке несколько своеобразный вид: не то маленького парка с аллейками, не то групповой посадки».
Высоцкий услышал также о том, что некоторые задумки Леман осуществлял тайно. Однажды решил «отступить от предначертаний сметы, заменив в посадке хотя бы только 25 процентов ильмовых пород кустарниками». Возможного наказания за нарушение предписанных сверху рекомендаций не боялся. Больше волновало то, чтобы его, ратующего за отвод в степных лесах должного места кустарным породам, коллеги не оставляли «одного в поле воином».
Привлек внимание Высоцкого и тот факт, что Леман сделал попытку культивировать северные лесные травы: орляк, копытень, чернику, ландыш, ветреницу желтую и перелеску, привезенные из Прибалтийского края. Но «эти растения, прижившиеся вначале хорошо, впоследствии вымерли, вероятно, вследствие засухи».
Годы спустя, высоко оценивая то, что лесничие создали садовые рассадники и выступали инструкторами для местного населения, Георгий Высоцкий напишет: «Некоторые из них, пользующиеся в этом отношении заслуженной известностью и популярностью, принесли немалую пользу Отечеству в развитии частновладельческого, особенно крестьянского, садоводства. Наиболее выдаются в этом отношении Бердянское лесничество (П. М. Савицкий), затем Великоанадольское (Н.Я. Дахнов), Верхнеднепровское (С. Ф. Храмов), затем Рацынское (Ю. А. Леман), Азовское (К. И. Хлевинский) и Владимировское (К. Ф. Лысенков, В. Г. Андреев)».
Лебединая песня
Видимо, ответственность за судьбу лесов побудила Юрия Лемана, который уже был в почтенном возрасте, принять в советское время назначение на должность зав. лесным подотделом земельного отдела Херсонской губернии (ее админцентром был Николаев). Зима. Нет подвоза угля из Донбасса. Добычу торфа по Бугу и Днепру только начинали. Наиболее доступным топливом считались дрова. И люди самовольно сносили целые рощи. Леман выступает на защиту лесов, их стражи. Он приводит властям такой факт. В Привольненской волости управляющий совхозом Энгельман проснулся среди ночи от шума. Вышел наружу. В лесу, до революции принадлежавшем имению Бутовича, раздавался стук топоров. Подойдя ближе, управляющий увидел крестьян, валивших деревья. В ответ на требование прекратить браконьерство, похитители нанесли Энгельману тяжелые ранения. Леман добивается, чтобы лесной страже оставили положенное ей по штату оружие.
Юрий Александрович также готовит документы на распределение национализированных лесов по лесничествам, выдвигает кандидатуры на должность лесничих. Нужно было возобновлять работу питомников, заниматься лесоустройством. Но где взять специалистов? Леман предлагает открыть курсы лесных техников, разработал их идеологию. Его последним большим делом стала подготовка губернского лесного съезда.
В мае 1920 года коллегия губземотдела заслушала ходатайство Лемана «об освобождении его от службы ввиду преклонного возраста и болезни». Просьбу удовлетворили, выделили безвозвратную помощь. Немного спустя ветерана попросят временно возглавить лесной подотдел Херсонского уезда. Дальнейшая судьба лесничего теряется в тумане времени.
А Рацынская дача выстояла. Конечно, произошла смена насаждений, обусловленная возрастом деревьев, болезнями и вредителями, вырубками во время войны. Но она по-прежнему занимает около 1800 гектаров. Здесь вспоминается высказывание Георгия Высоцкого: «Вероятно, потомство наше будет благословлять судьбу, заставившую нас захватить под лесные дачи такие площади, как например, площади дач Джекенлынской, Владимировской, Рацынской… и т. п., которые, благодаря этому, сохранились в руках казны и могут быть использованы для предстоящих надобностей».
И еще. Лариса Устиновская называет Юрия Лемана в первой пятерке выдающихся отечественных степных лесоводов. От себя же заметим, что рацынский лесничий, без сомнения, был самодостаточной личностью, настоящим профессионалом, преданным своему делу.
Кстати, ландыши в Рацынской даче прижились…
Анатолий Кузнецов.