Архивы Леонида Луккера: из США – в Николаев

15:39

Откройте “Вечерний Николаев” в Google News и  Телеграм-канале

Пожалуй, самый загадочный период в истории Николаевской русской драмы – трагическая пауза в творческой деятельности с августа 1941 до начала 1942 года: эвакуированный на Урал коллектив расформировали – не нашлось места для продолжения работы.

На вокзале в Свердловске работники театра распрощались и разъехались. Те, кто отстал от маршрута, догоняли коллег позже и искали возможность получить весточку о том, как обстоят дела, и каковы перспективы. Но перспектив не было. И надежды на хоть какое-то творческое будущее рассыпались в прах. Кто-то овладел новой профессией, кто-то ушел на фронт, кто-то пытался устроиться в другие театры… Безденежье, голод, отчаяние… Мечтая о лучшем будущем, все уповали на одного человека – бывшего художественного руководителя Леонида Викторовича Луккера.
И полетели многочисленные письма и почтовые карточки «до востребования» из разных населенных пунктов Урала – Леониду Луккеру. Переписка до этих дней хранилась у его дочери Натальи, которая живет в США, – и только некоторое время назад попала в руки автора этой статьи. Старые пожелтевшие листки бумаги – словно окно в другой мир: читая выцветшие строки, ощущаешь всю глубину беды, постигшей творческий коллектив, переживаешь вместе с артистами боль разлуки и боязнь не вернуться на сцену, к любимому делу. Самые тревожные письма – 1941-го…
«Романтизм» улетучился, и перед лицом – одна суровая действительность. Уже начинает завывать ветер по вечерам (дни стоят еще хорошие), впереди грязь, снег, темнота, а мы фактически еще не устроены, – читаем письмо артиста Алексея Анцупова. – Жить у Бояркиных при 8 душах в одной комнате невозможно, найти же что-нибудь прилично-подходящее не удалось.
Работа счетовода в редакции на 200 руб. (хотя я больше работаю за всех по выпуску газеты, чем по счетной работе) тоже не совсем устраивает – это было бы терпимо, если бы Валентина Николаевна имела работу, но что-то пока не клеится. Выясняется вопрос о ее работе ответственным секретарем нарсуда. Есть возможность устроиться библиотекарем, но ставка мизерная – 110 руб. Предлагают заведующей учебной частью в детдом, но это за 4 км в деревне Нюхалово. Надо узнать, что там за жизнь, и найдется ли работа и для меня.
Хуже всего, что Валентина оказалась мало приспособленной к такой жизни, нервничает, бросается из крайности в крайность (от медсестры на фронте до паровозного машиниста) и этим самым расслабляет и мою силу воли. В день отъезда из Свердловска какие-то «жучки» предложили мне работу в театре политотдела Казанской дороги, но у них, очевидно, ничего не вышло. Может быть, Вы прозондируете почву в Свердловске (там ведь тоже есть Управление ж.-д.)? Может быть, дадут вагон, и можно будет промотаться это страшное время на путях?».
Из следующего письма узнаем о судьбе артиста и режиссера Юрия Соколова:
«Ну вот – по воле злой судьбы я в Грязноуфимске [Красноуфимск – прим. ред.]. Да предложили бы мне это место в мирное время – я бы это посчитал просто глупой шуткой. Но… факты – упрямая вещь. […] Из наших здесь: Соколов, Дубровская, Разумов, Фридман, Лавров, Клиндухов. Еще – Ямпольский. Вот эти лица плюс Протасов с женой (старуха), и Король (из джаза Утесова – эстрада), да еще Заславский и скрипач из николаевского кино – Киршенбаум – составляют труппу или коллектив, или группу, назовите, как хотите, которая хочет работать и жевать кусочек хлеба. Мы ежедневно репетируем разные скетчи, сценки, – в общем, готовим эстрадную программу. По подбору материала – должно быть неплохо. Король всё подбирает. Но все это, я считаю, построено на песке. Люди-то есть, а хозяина-то нет. Дикий коллектив. Никто нас не утверждал, ни при ком мы не состоим, когда и где играть будем, да и будем ли – неизвестно […].
Живу в конце города. Комната 3 кв. м. Электричества нет. Лифта – тоже нет. Туалет – во дворе. Спим на полу. 13-го Ксенечку отдал в ясли. Вере тоже надо поступать куда-нибудь на работу. Ложимся спать в 9 с половиной часов вечера – больше делать нечего. Зато встаем в 6 часов утра. Жизнь как раз по мне! Ах, люблю дэрэвню! Но я здесь прописался и встал на военный учет (пока не трогают). Права гражданства, так сказать, приобретены. В основном же – скука, скука смертная. Ведь не с кем слова молвить! За что это? А? […] Неужели мы не можем приносить и сейчас пользу, не меняя профессию?».
А вот горькие строки из письма артиста Шимона (Александра) Ямпольского:
«Что у меня: пока ничего, ведь перед Вами скрывать нечего, свой близкий человек, к тому же – коммунист, дела мои плохи, ничего не делаю, положение аховое, к тому же здоровье неважное, отсутствие питания здорово сказывается. Ну, все это взято вместе значит – плохо…».
Если представленные выше цитаты раскрывают нюансы возникших у артистов кризисных ситуаций, то следующий абзац переписки для историков театра и краеведов особенно ценен:
«Да! Вот печальная новость: приехал сюда некто Шурумов, он работал в швейпроме. Вы, наверно, его знаете – такой, с длинным носом. Он выехал из Николаева 15-го (сдали его 17-го). Так вот: в ночь с 13-го на 14-е в наш театр попала фугасная и несколько зажигательных бомб. Весь сгорел – дотла! Прощай!».
Трудно представить, какого мужества стоило написать эти строки, и сколько слез над ними было пролито…
Вопреки печальным вестям, Луккер и его коллектив не сдавались. В письмах художественному руководителю звучат призывы к восстановлению театра, сбору коллектива ради совместной работы. Время распада вскрыло необыкновенную целостность труппы Николаевского театра им. Чкалова, желание артистов во что бы то ни стало объединяться, хотя многие уже вошли в репертуар других театров и могли дальше устраивать свою судьбу в более успешных (как минимум, существующих) на тот момент коллективах. Но нет! Николаевцы оказались крепкими и сильными духом, неутомимыми в стремлении выйти победителями из сложившейся не в их пользу ситуации. Леонид Луккер, горячо поддерживаемый товарищами по творчеству и бедственному положению, сделал для своего коллектива все возможное, добиваясь восстановления театра на Урале. Продолжение истории – в новом письме Соколова:
«Случайно разговорился во вновь открытой столовой работников искусств с Агузиным. Диалог был такой, примерно:
Он: – Ну что ж, скоро поедете?
Я: – Куда?
Он: – Как же, есть приказ Всесоюзного Комитета собрать Николаевский театр и послать его в один из вновь освобожденных городов.
Я: – ?
Он: – Директор – Молчанов. Худрук – Луккер».
Несколько далее описан следующий эпизод из жизни:
«Вчера Далматов случайно разговаривал с Егоровым, который ему сказал, что из Наркомфина РСФСР пришел запрос в Облфинотдел, который, в свою очередь, запросил Областной Комитет искусств о бюджете и ассигнованиях на 42-й год Николаевского театра! Какая-то чехарда! Молчанов сегодня собирается в Облфинотдел, чтобы лично ознакомиться с теми материалами, которые касаются Николаевского театра. А Агузин интересовался – как, мол, трудно ли будет собрать Николаевский театр?».
Луккер и его помощники собрали труппу николаевцев достаточно быстро. Во времена, когда еще ничего не знали об интернете и мобильных телефонах, исправно работала почта – почтальоны искренне старались донести вести даже тем, чей адрес был указан неверно. Артисты, прозябающие в ожидании чуда, оживились. Читаем дальше!
«Здравствуйте, дорогой Леонид Викторович! – пишет инспектор сцены, артист Георгий Дерябин-Туманов. – С какой радостью мы читали Ваше письмо! Получил я его на спектакле и пришел домой, разбудил Юру и Зою, и снова без конца его перечитывали. Какое счастье, что наш театр снова будет работать, и снова все мы будем вместе. Сколько труда и энергии пришлось Вам положить на то, чтобы добиться постановления! Теперь мы только и ждем того часа, когда придет от Вас окончательное извещение и можно будет собираться в дорогу. Хотя она и не рисуется нам легкой: далеко, без денег, пересадки, но все это ерунда – лишь бы скорее добраться».
Примерно то же – в других письмах. И множество бытовых вопросов: какие на базарах цены, и нет ли дефицита товаров, может ли Луккер помочь в приобретении билетов или выслать денег, вопросы бюрократической волокиты…
14 мая 1942 года (по некоторым источникам – 1 мая) восстановленный театр им. Чкалова открыл новый сезон в Алапаевске – небольшом рабочем городке, в клубе металлургов. Коллектив под руководством Луккера вплоть до возвращения в Николаев в 1944-м героически выживал в очень тяжелых и очень нетворческих условиях военного тыла. Но, главное, что «чкаловцы» снова собрались вместе и гордо трудились на уральской земле, многочисленными успехами прославляя свой город, свой край – далекую и любимую Николаевщину.
Письма из далекого прошлого, события, частью которых они стали, рождают невероятную гордость за наших предшественников по творчеству и заставляют задуматься о дне сегодняшнем. О контрактах, подписываемых с артистами лишь на год: творческие кадры, даже опытные и признанные зрителем, сегодня не в цене. О том, что профессиональное понятие «формировать труппу» стало чем-то формальным, пустым, не важным и малопонятным. Что ж, все это – признаки нового времени! Только будет ли чем гордиться нашему поколению по прошествии десятилетий?
Впрочем, не хочется заканчивать материал пессимистично. Если, все глубже проникаясь историей, мы будем держать в памяти героические примеры прошлого, то, невзирая на непонимание, реформы, пандемии и локдауны, театр снова, как птица Феникс, взлетит ввысь, покоряя всё новые и новые высоты.
Марина Васильева.