Совсем недавно тиражом почти 3 тыс. экземпляров николаевским издательством Ирины Гудым была выпущена книга «Наш земляк Ребе Менахем-Мендл Шнеерсон. История семьи Лавут-Яновских-Шнеерсон в Николаеве». Книга создана, благодаря авторскому тандему двух известных николаевских историков — директора Государственного архива Николаевской области, доктора исторических наук Ларисы Левченко и исследователя-краеведа, кандидата исторических наук Владимира Щукина. Об этом издании, истории его появления на свет и особенностях работы над ним корреспондент «ВН» пообщался с Владимиром Щукиным.
– Владимир Владимирович, тематике николаевского еврейства в своей исследовательской деятельности вы уделяете немало внимания. И всё-таки, почему появилась именно такая книга?
– В 2016 году, когда в стране проходил процесс декоммунизации, николаевская улица Карла Либкнехта, где расположена синагога, получила новое название – улица Шнеерсона. И вскоре появилась инициативная группа горожан, категорически возражавшая против такого названия, выражавшая по этому поводу протесты. Их пригласили на заседание городской топонимической комиссии, и здесь я услышал с их стороны совершенно неуместные высказывания.
Их главный посыл был таков: улицу назвали именем человека, о котором мы ничего не знаем. Они попытались выяснить в Интернете, кто такой Шнеерсон, и наткнулись на антисемитские сайты, где почерпнули массу предубежденной информации. Для меня это было странно: во всем мире знают, кто такой седьмой Любавичский Ребе Менахем-Мендл Шнеерсон, а в Николаеве, где он родился, о нем не знают и, что ещё хуже, черпают недостоверную информацию из сомнительных источников.
К счастью, улица, бывшая когда-то Черниговской, Шолом-Алейхема, а потом и Карла Либкнехта, в итоге так и осталась улицей Шнеерсона. А я задал себе вопрос: есть ли у нас книга, одинаково доступная евреям и неевреям, людям верующим и неверующим, чтобы они могли для себя понять: кто такой седьмой Любавичский Ребе, чем он знаменит, и как его судьба и судьбы его предков связаны с историей Николаева?
О Ребе и его предках написано много, но в основном это книги, изданные за рубежом, по большей части оседающие в синагогах, библиотеках еврейских общин. До широкого читателя они не доходят, да и написаны специфическим, не для всех понятным языком. Вот тогда я и решил: нужна понятная широкому читателю книга о Ребе, написанная в увлекательной манере, чтобы она была доступна в обычных массовых библиотеках, в том числе и для тех, кто далек о еврейской проблематики.
Я поделился своей идеей с директором архива Ларисой Левченко. Прежде мы уже работали над этой темой, сотрудничали со специальной американской комиссией, которая занималась созданием документированной истории Ребе и всех его предков, кого только удастся выявить. И эту комиссию как раз интересовал николаевский период его жизни. Также в прошлом году в США вышла в свет книга «Early Years» о ранних годах жизни Менахема-Мендла Шнеерсона, где есть раздел, созданный при поддержке нашего областного архива. А десять лет назад я выпустил книгу «Дорога к храму» об истории еврейских культовых сооружений Николаева, где, разумеется, затрагивалась история местной еврейской общины.
– И что же вы узнали о предках Шнеерсона?
– В Николаеве жило четыре поколения семьи Ребе, в основном по материнской линии, начиная с его прапрадеда Абрама-Давида Лавута, который приехал сюда из еврейской колонии Романовка (нынешний Березнеговатский район Николаевщины) и больше двух десятков лет был николаевским духовным раввином. Его дочь после смерти супруга также переехала из Романовки в Николаев, жила здесь с отцом и была похоронена на местном кладбище. А сам Абрам-Давид приехал к нам по приглашению известных николаевских купцов-судостроителей Рафаловичей. Он стал раввином в старой синагоге, в закладке которой принимал участие николаевский военный губернатор Алексей Грейг. Кстати, расположена синагога на нынешней улице Шнеерсона.
Сюда же приехала семья Яновских, предков Ребе по материнской линии. Его дед был раввином в микве и молитвенном доме. Жила в Николаеве семья Ханны Яновской, матери Ребе. Здесь жил Шмуэль Зелманович Шнеерсон, дядя Ребе. В Николаеве Леви-Ицхок Шнеерсон и Ханна Яновская заключили брак, здесь у них родился сын Менахем-Мендл, будущий Любавичский Ребе, и двое его младших братьев – Довбер (1904 г.) и Израиль Арье-Лейб (1906 г.).
– Роль Ребе в духовном объединении еврейского народа по всему миру известна многим, благодаря вашей книге николаевцы смогут узнать о нем больше. Но он покинул город в раннем детстве вместе с родителями. А что сделали для Николаева другие представители этого рода?
– Огромное значение для Николаева имела фигура дяди Ребе, Шмуэля Шнеерсона. Шмуэль Зелманович был гласным городской думы, в 1917 г. был избран первым общественным раввином Николаева – эта должность была введена после Февральской революции вместо казенного раввина, и человек на нее избирался путем демократического голосования. Во время страшного голода начала 20-х гг. прошлого века на ул. Соборной под его попечительством находился питательный пункт, который финансировал Американский еврейский объединённый распределительный комитет «Джойнт» – созданная в США благотворительная организация, помогавшая евреям по всему миру. И не только евреям. Тот же питательный пункт в Николаеве за деньги американских евреев обслуживал 500 детей, причем половина из них были евреи, а вторая – не евреи.
Возьмем старый корпус горбольницы №3, построенный в 1927 г. к 10-летию Октябрьской революции. Его медицинское оборудование, медикаменты, все оснащение вплоть до халатов было поставлено «Агроджойнтом» при непосредственном участии того же Шмуэля Шнеерсона. Содержание еврейской богадельни (т.е. приюта) – тоже его заслуга. Он занимался спасением от закрытия синагог и молитвенных домов, постоянно ездил в Харьков, тогдашнюю столицу УССР, доказывал, что делать этого нельзя, искал юридические лазейки в советских законах. Естественно, все это не могло не вызвать негатив со стороны власти.
А дальше – и вовсе детективный сюжет. В конце июня 1941 г. Шмуэля Зелмановича арестовывают, в доме на ул. Потемкинской, 73, где он жил, проводят обыск. Уже в полном разгаре война с нацистами, враг стремительно продвигался по территории СССР, а у наших органов безопасности не было других забот, как разбираться с религиозной и общественной деятельностью старого раввина.
В этом доме была старая и очень ценная библиотека, которую собирали несколько поколений семьи Яновских-Шнеерсонов – всего около полутора тысяч томов на иврите, идише и русском языках. Книги сложили в отдельной комнате, которую опломбировали и оставили на хранение больной и немощной теще Ш.Шнеерсона Рахели Яновской. Буквально перед оккупацией Николаева Шнеерсона успели вывезти за Урал, а его теща, которая не могла передвигаться, осталась в городе и осенью 1941 г. погибла в огне Холокоста. Есть устные свидетельства, что нацисты даже не стали гнать её вместе со всеми на еврейское кладбище для последующего массового уничтожения, а расстреляли прямо во дворе собственного дома.
Ирония судьбы: НКВД репрессировало Ш.Шнеерсона, но именно этим спасло его от Холокоста. В 1942 г. решением Особого совещания (был при Сталине такой внесудебный орган) ему дали три года лагерей и отправили на поселение в Среднюю Азию. В это же время в Казахстане находился его брат, Леви-Ицхок, отец Ребе, давно разлученный с сыном советской властью. Если последние годы Леви-Ицхока известны хорошо, не в последнюю очередь благодаря воспоминаниям его супруги ребецн Ханны, а могила его сохранена для потомков, то о жизни Шмуэля известно совсем мало. Можно с уверенностью утверждать лишь то, что после окончания ссылки он получил возможность уехать к сыну в Чарджоу (Туркмения) и вскоре умер.
И еще один интересный момент. Сына Шмуэля при рождении назвали Мендлом, но в кругу семьи называли Менахемом. Так что в Николаеве родились два Менахема-Мендла Шнеерсона, пребывавшие в родстве!
– Как вам удалось найти финансирование для издания книги? Помогли благотворительные организации?
– Поначалу николаевский издатель Ирина Гудым предложила выпустить книгу совсем скромным тиражом за счет муниципальной программы поддержки книгоиздательства. Но, к счастью, наш проект поддержала заинтересованная структура в США – неправительственная организация «Jewish Educational Media», благодаря чему мы смогли выпустить почти 3 тыс. экземпляров книги, что по нынешним временам очень хорошо. Две трети тиража эта организация взяла себе, а треть оставила для Николаева. Поскольку книга составлена на русском и английском, её одинаково легко распространять и у нас, и в США. Добавлю, что к нашему труду было несколько десятков замечаний, и почти все они касались уточнения дат, ведь нам приходилось использовать и еврейский, и григорианский, а для дореволюционных событий еще и юлианский календари.
Двуязычие издания «Наш земляк Ребе Менахем-Мендл Шнеерсон» хорошо ещё и тем, что в Николаев приезжает немало еврейских туристических групп, и им тоже можно дать её прочитать. До этого у нас не было доступного англоязычного источника по истории рода Ребе Шнеерсона, составленного с использованием материалов николаевского Госархива.
Авторы, дизайн книги – всё николаевское, но печатали мы ее в харьковской типографии. Так оказалось выгоднее.
– Каковы ваши дальнейшие творческие планы, продолжите заниматься еврейской тематикой?
– Есть идея сразу двух проектов. Во-первых, в николаевском архиве существуют еще не выявленные документы по еврейской тематике – их немного, но они есть. Я хочу издать сборник документов и материалов для исследователей еврейской жизни юга Украины с привлечением николаевского, одесского и херсонского архивов: текст на русском и английском, комментарии, ссылки и т.д. Второй проект касается истории еврейского кладбища. У меня есть максимально полный список погребенных там людей, начиная с момента его открытия в 1876 г. и до самого закрытия уже после войны. Это внушительный мартиролог на полтысячи страниц. Также подобраны материалы по истории создания кладбища, его функционирования, документы, связанные с борьбой за его сохранение.
Прежде «иноверческое» кладбище существовало в районе нынешнего трамвайного парка, за Центральным рынком. Оно разделялось на три части: еврейскую, караимскую и мусульманскую. По такому же принципу в XIX веке было организовано и новое «иноверческое» кладбище, расположенное по соседству с христианским. Разумеется, еврейская его часть была самой большой, поскольку евреи составляли значительную часть населения Николаева. А вот документы по караимам и мусульманам не сохранились вообще.
В послевоенное время еврейское кладбище было уничтожено и полностью этот процесс завершился с окончанием строительства Николаевского зоопарка. Остался только небольшой кусочек – Интернациональное кладбище, которое, по сути, тоже является еврейским. «Интернациональным» оно стало потому, что в годы Гражданской войны на этом участке начали хоронить борцов за советскую власть и партийных деятелей. В частности, сюда после прихода в Николаев Добровольческой армии Деникина, перезахоронили останки николаевских коммунистов и комсомольцев, погибших при подавлении «кулацкого мятежа» – восстания в селе Нечаянном. Первоначально погибших торжественно похоронили на Соборной площади, но когда Николаев заняли белые, они перенесли захоронение из центра на еврейское кладбище.
По поводу Интернационального кладбища одно время в городе даже ходила такая шутка: «Где можно найти интернационал? Весь интернационал похоронен в Николаеве на еврейском кладбище». К сожалению, сегодня этот скромный и запущенный сектор с захоронениями – всё, что сохранилось до наших дней от некогда большого городского еврейского кладбища.
Беседовал
Станислав Козлов.