Недавно в мир иной безвременно ушел директор Николаевского тепловозоремонтного завода Вячеслав Симченко, которого знал, без преувеличения, весь город как общественного деятеля, производственника, мецената и просто как хорошего человека. Но, как оказалось, город знал не все…
Среди друзей и добрых знакомых, которые написали в сети Фейсбук слова памяти Вячеславу Симченко, оказался пост Марины Тасинкевич из областной универсальной научной библиотеки (библиографа, литературоведа, автора ряда литературных и краеведческих статей, составителя библиографических указателей и книг), в котором она упомянула, что не многие знают о писательском даре Вячеслава. И привела как пример рассказ Вячеслава Валентиновича «Хочу остаться тут…», написанный в 2006 году.
В Интернете можно ознакомиться и с другими его рассказами. В Украине они не издавались, только в 2008 и 2009 годах в израильском журнале «Новый дом» вышли два рассказа.
«У Вячеслава был редкий дар настоящего писателя. Люблю перечитывать его рассказы, написанные легко, с душой… На них мне посоветовала обратить внимание Светлана Крищенко из «Николаевского базара», она сказала, что видела их в Интернете на сайте «Проза.ру», – говорит Марина Тасинкевич. – Светлана первая в 2014 году организовала экскурсию на НТРЗ. Я тогда не смогла быть, и сама устроила экскурсию 6 сентября 2014 года для семей своих родных, друзей, хороших знакомых. У меня был в то время сильный ушиб ноги, разрыв связок, но я, будучи на больничном, приковыляла на завод вместе с мамой, дочерью и мужем. Мои родители живут в Кульбакино. И завод рядом находится. Таким было наше первое знакомство с его директором. Мы разговорились просто и по-человечески. В том числе и о его прозе. Позже другие рассказы Вячеслава Симченко в разных источниках я находила и сама. Я очень хочу, чтобы вышла книга его рассказов в одном из издательств нашего города. Это была бы достойная память о нем».
ХОЧУ ОСТАТЬСЯ ТУТ…
Городская окраина, рабочий посёлок, старый дом. Дом, который помнит голодомор тридцать третьего и оккупацию сорок первого. Рыжего немца, который иногда угощал детей шоколадом, и усатого румына, который не проходил мимо, не стеганув нагайкой. Партизан, живших три года в катакомбах, и освобождение в апреле сорок четвёртого. «Удобства» на дворе, комната 20 метров, одна на всех, и пятиметровая пристройка, совмещающая функции кухни, рабочего кабинета, детской, ванной и ночной туалетной комнаты.
Коле 10 лет, он стоит у окна и затуманенными глазами смотрит на орех, растущий возле дома. Это дерево он посадил вместе с папой три года назад. Как жаль, что день сегодня выдался пасмурный. Впрочем, может быть, ему повезёт, и он ещё успеет взглянуть на солнце. Нет, ветер слишком слаб, такие тучи ему не разогнать. Обидно. Хоть бы вчера предупредили, он бы тогда весь день смотрел на солнце, чтобы потом, когда окажется в темноте, помнить этот свет. Жаль. Ну, да ладно, что уж теперь. Хорошо всё-таки, что они посадили орех. Нет солнца, можно запомнить дерево. Ведь Там ореха тоже нет, как и солнца. И вообще деревьев нет, и моря нет, и птиц. Ничего нет. Но что-то же там должно быть?! Должно? Кто и кому должен? И рассказать некому. Никто ничего не знает о том, что Там. Ну, уж недолго осталось. Скоро этот мальчик сам всё узнает.
Стоп! Можно ведь у папы спросить! Он же Там был! То есть, сейчас Там. Нет, не так. Что-то всё перепуталось. Он Туда уйдёт, когда Коле будет 33 года. А сейчас… Как же так получилось-то? Папа и тут, и Там. И куда подевались эти 23 года? Да и дом этот давно уже не их дом. И вообще, что это за суета? Все копошатся, круговерть какая-то, как будто готовятся к… Ах, ну да… готовятся. Готовятся к похоронам. К Колиным похоронам. Ну и пусть, лишь бы его не тревожили в эти оставшиеся часы. Или минуты? Да всё равно уж. Ничего не изменить, он твёрдо знает, что должен умереть сегодня. Почему? Не знает. Так надо, и всё.
Только странно как-то. Никто не плачет, не грустит, словно в школу собирают его. Нет, не совсем так. Всё-таки глаза у мамы печальные какие-то, да и папа суетится, словно боится опоздать куда-то. Разве Туда можно опоздать? И вообще, кто Там ждёт Колю? И зачем? Кому он Там нужен? Или просто тут надо для кого-то освободить место?
Мама с бабушкой и ещё какие-то соседки готовят поминальный обед, папа хлопочет, венки заказывает, гроб, за место на соседнем кладбище договаривается. Тут недалеко, если напрямик, через свалку, то всего-то пять минут ходу. Но через свалку нести не будут, это точно. Никого так не носят. Всегда в обход, а это минут 15, если быстрым шагом, а с гробом на плечах – так и час можно идти. Хотя наверняка папа катафалк заказал.
Да ну их. В конце концов, это всё не Колины заботы. Он просто ждёт. Интересно, как именно Это произойдёт? Детское любопытство перемешалось со страхом. Совершенная покорность и никакого чувства протеста… Наверное, такие же ощущения у животных, когда их везут на бойню. Они ведь тоже наверняка всё понимают. Кто-то им внушает чувство безысходности, так же, как внушили его Коле и его родителям. Он твёрдо знает – так надо. Никто не вправе изменить этот порядок. Именно сегодня. В назначенное время. Ни минутой раньше, ни минутой позже.
Ну вот. Кажется, уже скоро. Отец готовит кресло, на котором Это должно произойти. Как-то не очень хочется смотреть на эти последние приготовления.
Или Это уже началось, или просто душно, или вместо слёз на глазах выпал туман? Но Коля не заметил, как оказался на кухне. Запотевшее окно во двор. Замысловатые и бессмысленные узоры пальцем по стеклу. Во дворе – кирпичная стена, и больше ничего. Очень хочется выйти на улицу. Но уже нельзя. Тогда хотя бы к тому окну в комнате, ещё раз на орех посмотреть. Последний раз. Орех – это всё, что Коля попытается взять с собой Туда. Ведь телевизора и радио там наверняка нет. Как бы не забыть это маленькое деревце. Коля уже пробует его мысленно представить себе. Пока он сможет его рисовать в своём воображении, он как будто будет ещё тут. А вдруг не сможет? Что тогда? Эх, взглянуть бы ещё разик. Но не хочется возвращаться в комнату. Там уже всё готово, только место, где должен быть Коля – пусто… Пока ещё пусто.
– Почему? Почему именно сегодня? Почему он никогда больше не увидит… вообще ничего и никого? Кто так решил? Кому это нужно? Не хочу… хочу остаться тут… очень хочу остаться…
И вот туман на глазах превратился в слёзы. Коля не в силах был сдержаться. Он знал, что это нельзя, но и остановиться уже не мог.
Так, прислонившись лбом к окну, Коля продолжал водить указательным пальцем по запотевшему стеклу и плакать. Плакал тихо-тихо, чтоб никто не заметил. Понятно, что всё равно уже ничего не изменить.
На кухню вошла мама, добавила в кастрюлю ложку соли и сказала, что борщ скоро уже будет готов, и что папа тоже уже всё подготовил.
– Ну, давай, пора уже… Чего ты тут стоишь? Тебя там все заждались уже.
И тут она увидела, что по щекам Коли, её сына, бегут слёзы…
– Ты что? Что с тобой, сына?
– Я не хочу отсюда уходить…
– Ты что? Как это, не хочешь? Мы же уже всё приготовили, и Там тоже всё готово…
– Но я не хочу Туда, понимаешь, не хочу-у-у, – сдерживаемый детский плач вырвался из глазёнок, теперь его уже не удержать, пока поток не пройдёт.
– Ты хорошо подумал? Ты уверен, что не хочешь?
– Да…
– Ну, раз не хочешь, тогда оставайся…
– Как?
– Да так, оставайся, и всё, силой тебя Туда никто не затащит.
«Оказывается, всё так просто?! Не хочешь, оставайся, и всё. Разве ж так можно? А как же порядок, закон… Я же должен… Я столько всего пережил… Разве можно ослушаться… и не совершить того, что я должен был сделать по чьему-то наказу?», – в головенке у десятилетнего мальчика все мысли окончательно перепутались. Надежда, которую дала ему мама, боролась с чем-то очень сильным, что успело прочно укрепиться в его мозгу.
– А как же папа? Как я его уговорю?
– Скажешь папе, что не хочешь, он поймёт. Не бойся, всё будет хорошо, он же тебя любит, так же, как и я.
Как раз в этот момент вошёл отец. Он слегка возбуждён и рассержен.
– Что такое?! Сколько можно тебя ждать?! Возитесь тут, а там всё уже давно готово!
– Вова, не кричи, Коля не хочет Туда, он останется здесь, – сказала мама.
– Пап, я не хочу… Можно, я здесь останусь?
– Что за глупости! Кто это выдумал? Давайте быстро, времени уже нет! – так бывает, когда губы говорят одно, а глаза – совсем другое. Именно это сейчас и творилось с Колиным папой.
Взглянув на часы, отец взял Колю за руку и начал тащить в комнату. Даже не совсем тащить, потому что Коля не очень сопротивлялся. Он не хотел идти, но и не идти ещё не осмеливался. А папа не хотел его принуждать силой, но и оставить всё, как есть, тоже не мог. Так они и стояли, взявшись за руки, и уже начали идти в комнату. Туда, где всё уже готово. Все ждут. И не хватает только его. Но в этот момент мама силой вырвала Колю и загородила его собой.
У отца в глазах проскочила искорка согласия. Он всё понимал и хотел того же, чего и жена с сыном. Он любил Колю больше всего на свете. Любил и жалел. Ему тяжело было заставить себя силком тащить сына Туда. Но он не может не делать этого. Он не смеет ослушаться.
Коле показалось, что папа сдался, что он позволит остаться ему здесь, что всё будет, как прежде, и они завтра посадят с папой ещё один орех.
– Не хотите всё сделать так, как положено, тогда я отрежу ему эту родинку, и он сам умрёт, но уже без ритуала, а просто так! – и отец потянулся ножницами к Колиной щиколотке.
И всё это с глазами, которые говорили: «я люблю тебя, очень люблю, и не хочу делать то, что делаю, прости меня, я не могу… не могу…».
Мама выхватила ножницы.
Что это за звуки? Будильник. На работу? Ну да, по понедельникам Коля обычно ходит на работу. Да и не мальчик Коля он уже, а Николай Владимирович, тридцати пяти лет от роду. Откинул одеяло, посмотрел на правую щиколотку. Нет и никогда не было там у него родинки.
А его папа ушёл Туда два года назад.
Дом всё ещё стоит. И два ореха возле окна.
Вячеслав Симченко.
Январь 2006.