Когда-то давно, роясь в дедовском архиве, нашел пожелтевшую от времени газетную вырезку – фотографию военных лет: красноармейцы на танке врываются в горящий город. Тогда, в детстве, старая газетная фотография произвела неизгладимое впечатление. Как говорят фотографы – “сильная” была фотография.
Я всегда любил слушать рассказы деда о войне и смотреть вместе с ним старые фотографии той далекой и неизвестной мне эпохи. А вот об этой вырезке из фронтовой газеты он сказать ничего не мог. Помню, пожал плечами, мол, не помню точно. Учитывая большой дедов архив тех лет, где он хранил и целые газеты, и вырезки с собственными стихами и статьями военного времени, не мудрено и забыть, откуда появилась именно эта фотография.
Многим позже, уже работая в газете и серьезно занимаясь фотографией, я случайно наткнулся на просторах Интернета на знакомую с детства фотокарточку с красноармейцами на танке.
Каково было мое удивление, когда, копнув поглубже, узнал, что работа принадлежит объективу нашего земляка-николаевца. Вот такая предыстория.
***
У жителя уездного города Н. Шмуля Алефа Шойхета не было ни частного домовладения, ни собственного дела, но были трое детей. Он зарабатывал на жизнь развозом пива, а его жена Рахиль шила шляпки богатым николаевским дамам. Когда на свет появился четвертый ребенок – Абрам, – семья снимала углы и еле-еле сводила концы с концами.
Маленькому Абраму была уготована безрадостная судьба всех еврейских детей того времени. Национальный признак не давал право ни выучиться (среднее образование мог получить только один ребенок из еврейской семьи), ни устроиться на какую-либо приличную работу.
Если бы не Гражданская война, захлестнувшая империю в начале 20-го века, Абрам так и остался бы на заводе «Наваль» слесарничать. Но молодой Шойхет ушел на фронт, в Красную Армию, воевать с буржуями. В буквальном смысле «оттрубил» три года на службе (играл в духовом оркестре), переболел тифом и в 1922 году вернулся в родной Николаев.
В страшной пучине Гражданской войны невесть-куда сгинули родные. Город же не успел оправиться от нахлынувшего лихолетья: о работе в городе корабелов не было и речи.
Абрам собрал нехитрые пожитки и, как многие молодые люди того времени, отправился в Москву – столицу нового государства рабочих и крестьян. Стоит отметить, что имя и фамилию он успел к тому времени сменить на более «славянские» – Аркадий Шайхет.
Жить в столице, хоть и у тетки по материнской линии, было непросто, но для молодого человека с минимумом потребностей и сильным характером – возможно. Первая же работа, на которую удалось устроиться приезжему из глухой провинции парню, определила всю его дальнейшую жизнь. Он пошел работать в фотостудию с громким названием «Рембрандт». Возможно, так бы и протекала его жизнь в задней комнатушке фотоателье за столом ретушера, если бы опять не вмешался Случай.
Сначала владелец ателье А.Ф. Винклер, разглядев в юноше некий фотографический дар, доверил новичку фотографировать клиентов. Так, кстати, Аркадий познакомился с будущей женой – она пришла сделать портрет.
Позже, когда полный энтузиазма молодой провинциал-николаевец уже вовсю мотался по белокаменной с фотоаппаратом, его снимки заметил теткин муж Дмитрий Бразуль-Брешковский – по счастливому стечению обстоятельств – журналист известной на всю Москву «Рабочей газеты» и один из руководителей РОСТа (была такая специфическая форма массового агитационного искусства, возникшая в период Гражданской войны, – авт.). Кстати, первые работы Аркадия в жанре фоторепортажа появились именно на страницах «Рабочей газеты».
Талантливым новичком заинтересовались. Врожденное чувство фотокомпозиции и готовность работать на износ сделали свое дело: пройдет немного времени, и снимки Аркадия Шайхета будут красоваться на обложках центральных изданий и занимать целые развороты. Одна из самых известных его фотографий далеких 20-х годов – «Лампочка Ильича» давно стала хрестоматийной. Тогда же его заметили и в набиравшем обороты журнале «Огонек».
Оттачивая растущее с каждым днем мастерство, Аркадий Шайхет снимает едва ли не все значимые события страны и главных ее людей – похороны Ленина, первые советские тракторы, Метрострой, пуск Магнитки, Каменева, Зиновьева, Троцкого, Крупскую, Сталина, Гризодубову, первых советских летчиц, папанинцев, Клару Цеткин…
Последняя, к слову, оказалась весьма опасной «моделью». Однажды, Шайхет порвал и выбросил в корзину неудачный снимок немецкой революционерки: из-под платья героини фото виднелась нижняя юбка, что было не совсем корректно и красиво. Порванный отпечаток обнаружил завистливый коллега (зависть – довольно распространенное «качество» среди фотографов), склеил его и отправил «куда следует», приписав: «Вот как некоторые фоторепортеры снимают вождей мировой революции».
Четыре долгих месяца Аркадий Шайхет провел в застенках Лубянки, и кто знает, чем бы все закончилось (вполне возможно, что и расстрелом), если бы не заступничество всесильного в то время главного редактора журнала «Огонек» Михаила Кольцова. Он взял Шайхета в штат незадолго до ареста: для фотографа это было невиданной удачей. У журнала был собственный редакционный самолет – невиданная роскошь даже на сегодняшний день, – и возможность без опозданий фиксировать самые важные события во всех концах необъятной страны.
Стоит ли говорить, что камеры в то время были не те, что сейчас: взял в руки и «клацай». Как выглядел фотограф того времени? Обязательно молодой, хорошо одетый, на съемку шел с фотокамерой (чаще всего это был огромный «Нетль»), с тяжелым штативом, на который надо было ставить фотоаппарат, и набором (обычно 12 по 2) кассет со стеклянными пластинами. Короче, нес на себе примерно 19-20 килограммов. Потом появилась «Лейка», пленка с 36 кадрами, стало полегче. Но штатив был обязательным элементом экипировки фоторепортера!
Сам Аркадий Шайхет, любивший снимать с «верхних» ракурсов, вечный оппонент другого известного фотографа, художника и коллажиста Александра Родченко, покоряя очередную высоту с двадцатью кило техники на себе, повторял: «Не надо снимать от пупа!».
Летописец первых пятилеток знал, о чем говорит – во времена работы в «Огоньке» количество его командировок порой переваливало за две сотни в год: от Заполярья и Бреста до Средней Азии и Дальнего Востока.
В 1928 году на выставке «Советская фотография за 10 лет» уроженец далекого от Москвы Николаева Аркадий Шайхет выставил 60 своих работ, которые получили самые благосклонные отзывы критиков и прессы. В 1931 году фотограф принимал участие в выставке «огоньковских» фотографов в Лондоне. Летом 1935 года вошел в число двадцати трех участников выставки «Мастера советского фотоискусства». В экспозиции было представлено около двадцати его снимков.
Случай с Кларой Цеткин и внезапный арест поставили на карьере фотомастера клеймо «неблагонадежности». К тому же беспартийному репортеру стали все реже доверять ответственные съемки. Отдавший тринадцать лет жизни работе в «Огоньке», А. Шайхет вынужден покинуть издание в 1938-м. «СССР на стройке» и «Советское фото», с которыми фотограф долго и плодотворно сотрудничал, тоже перестали публиковать его снимки. Почти год Аркадий Самойлович не мог найти работу – снова препятствием стала национальность. Что такое не снимать и не публиковаться столь длительное время, вероятно, знает каждый фото- или пишущий журналист. Но наш талантливый земляк пережил и это.
«Неблагонадежного» репортера ожидало испытание войной, которую Аркадий Шайхет прошагает от Москвы до Берлина спецкором «Фронтовой иллюстрации». Снимал военные действия на разных фронтах, в том числе под Москвой, под Сталинградом, на Курской Дуге, при взятии Берлина.
Вместе с красноармейцами участвовал в боях, был ранен, а в сражении под Кенигсбергом спас 15 человек – вместе с шофером вывозил раненых с поля боя на редакционном грузовике. За этот подвиг наш земляк получил орден Красного Знамени, а его военные снимки стали одной из лучших страниц в истории не только советской, но и мировой фотографии. К слову, фотоработы военного периода Аркадия Шайхета отличаются непередаваемой правдивостью и отсутствием фальшивых постановок, в отличии от работ советских фотопропагандистов.
Тогда же, в конце войны, был сделан снимок, с которого и началась наша почти детективная история: как выяснилось, фотография называлась «Взятие Мюльхаузена. Германия, 1945 г.».
После войны Шайхет вернулся в журнал «Огонек», сотрудничал с другими всесоюзными изданиями, оформлял книги, часто выставлялся, упорядочивал богатейший архив.
Работа на износ, возраст, две войны, перенесенный тиф и ранения дали о себе знать – на протяжении нескольких лет фотограф перенес три инфаркта. В марте 1959-го Шайхет потерял жену, а уже в ноябре и его не стало. Умер наш земляк, как и жил – с фотоаппаратом в руках, выполняя редакционное задание.
Похоронен в Москве. Там же живут его дети.
***
Как это ни странно и не обидно, но человек, имя которого ставят на одну ступень с основоположниками мировой фотожурналистики: французом Анри Картье-Брессоном, немцем Хельмутом Ньютоном, венгром Робертом Капой, американцем Анселем Адамсом, чьи работы по сей день служат эталоном и примером для подражания, практически неизвестен у себя на родине, в Николаеве. Нет ни таблички на доме, где родился летописец первых пятилеток, ни памятного знака – ничего.
Но хочется верить, что история все расставит на свои места и Мастер вернется в свой родной город. Ведь человек жив, пока о нем помнят.
Александр Сайковский.
(«ВН», 28 мая 2015 года).